Рингил сложил руки на груди и, прищурившись, посмотрел на сына своего давнего врага.

— Хочешь убить меня, Искон Каад? Ладно. Я принимаю твой вызов. На поле Бриллин-Хилл, послезавтра на рассвете. И раз уж вызов брошен мне, то я вправе определять условия поединка. Я, а не ты. — Он поднял правую руку и принялся изучать ногти — жест, давным-давно позаимствованный у Ишил. Стоявшая в другом конце холла мать заметила это, хотя ее лицо осталось неподвижным. — Хотя ты, конечно, о таком не слыхал. Не то воспитание. Откуда тебе знать подобные тонкости?

В какой-то момент Рингилу показалось, что юный Каад готов снова броситься на него, но то ли накопленный гнев вышел, то ли молодой человек сумел обуздать эмоции, получив от Рингила то, что хотел. Главный администратор лишь скалил зубы в недоброй усмешке и ждал.

А может быть, Гил, все дело в том, что Искон Каад не таков, как его родитель? Не думал об этом? Может быть, он, воспитанный в достатке и беззаботности сын влиятельного городского советника, менее восприимчив к оскорблениям? Может быть, он, как когда-то ты сам, вырос самоуверенным, дерзким, манерным юнцом с замашками рыцаря?

Нет, не только замашками. Видел, как он поднялся? У парня отличная выучка.

Ну, у тебя тоже.

Интересно, пришлось ли ему подставлять задницу наставнику?

Рингил скользнул оценивающим взглядом по стройной фигуре юноши.

И понравилось ли?

Стоп. Хватит.

И все-таки недооценивать противника нельзя.

Если, конечно, дело дойдет до поединка.

— Налюбовался своим маникюром, подонок?

Рингил посмотрел на Каада и едва не покачнулся — внезапно закружилась голова.

— Хорошо, — холодно произнес он. — Сделаем по-твоему. Без доспехов, без щита, только легкое оружие. В присутствии секундантов. А теперь выкатывайся из моего дома.

Когда Каад ушел и скрип колес его кареты растаял вдалеке, Рингил поманил к себе ближайшего из слуг, шустрого на вид парнишку лет двенадцати.

— Тебя как звать?

— Дери, господин.

— Знаешь улицу Дрэй в Экелиме?

— Что выше по реке? Да, господин, знаю.

— Хорошо. Там есть лавка, где продают всякую олдраинскую дребедень, на углу Блаббер-роу. Утром первым делом сгоняешь туда и передашь для хозяина сообщение.

— Да, господин. Какое сообщение?

— Напишу попозже. — Рингил выудил монетку из тощего кошелька. — После ужина найдешь меня в библиотеке.

— Буду рад, господин.

— Тогда беги.

— Надеюсь, теперь, — подала голос хозяйка, — все вернутся наконец к тем делам, которыми положено заниматься. И пусть кто-нибудь подотрет кровь.

Все задвигались, зашевелились, и вскоре толпа растеклась через двери и по лестницам. Ишил неторопливо прошествовала через опустевший холл и остановилась перед сыном.

— Ты что же, вознамерился оскорбить всех знатных людей города? — прошипела она.

— Они сами сюда являются, — ответил он, снова изучая ногти. — Сами приходят ко мне. Я бы не хотел их разочаровывать. И ты ведь не желаешь, чтобы имя Эскиатов поносили в твоем собственном доме? Отцу это вряд ли понравится.

— Если бы ты не напал на Каада…

— Мама, к твоему сведению… — Он остановился, удивленный прозвучавшей в голосе досадой, и метнул убийственный взгляд на двух застрявших у входа слуг, которые незамедлительно нашли причину, чтобы спешно удалиться. Подождав, пока за ними закроется дверь, Рингил продолжил уже спокойнее: — К твоему сведению, ни Мурмин Каад, ни твой возлюбленный супруг не желают и подпускать меня к Эттеркалю. Вряд ли это как-то связано с Шерин, но наше расследование определенно кое-кого встревожило, и вчерашнее появление здесь Каада есть лишь следствие этой тревоги.

— Все равно тебе не следовало так себя вести. Ошпарил гостю лицо! Едва не ослепил его!

— Он преувеличивает.

— Ты так думаешь? Гингрену удалось поговорить с одним из врачей канцелярии после осмотра Каада. По его словам, есть вероятность, что полностью зрение никогда не восстановится.

— Мама, я всего лишь плеснул в него чаем.

— Так или иначе, ты поставил нас с отцом в крайне неловкое положение и причинил неприятности, без которых мы вполне бы обошлись.

— Так, может быть, тебе не стоило тащить меня в эту вонючую дыру и посещать места, которые сама посещать не желаешь? Знаешь, как говорят, не кличь демонов…

— Ох, ради Хойрана! Ты ведь не ребенок.

— Послушай, мама, Каад ненавидит меня просто за то, что я есть. Этого не изменишь. И он сам имеет какое-то отношение к тому, что происходит в Эттеркале. Рано или поздно мы все равно столкнулись бы. Честно говоря, я предпочитаю встретиться в открытом поединке, а не ждать кинжала в спину в темноте.

— Слова, слова. Они не помогут нам в поиске Шерин.

— Можешь предложить другую стратегию?

На этот вопрос ответа у Ишил не было.

Позднее, в библиотеке, при свете лампы он написал Шалаку записку, которую затем свернул и запечатал. Пришедший за посланием мальчишка остановился у двери, за кругом света. Рингил вручил ему письмо.

— Ты ведь читать не умеешь?

Парень фыркнул.

— Нет, господин. Это дело для писцов.

— Иногда и для курьеров. — Рингил вздохнул. — Ладно. Здесь сказано, что письмо для Шалака Каларна. Запомнишь?

— Конечно, господин. Шалак.

— Открывается он не очень рано, живет над лавкой. Сзади есть лестница. Увидишь ее, если повернешь с улицы направо. Выйдешь, как только рассветет. Если понадобится, разбудишь. Он должен найти для меня кое-что, и поиски могут занять весь день.

— Да, господин.

Рингил задумчиво посмотрел на мальчишку. Парень старательный, искренний. Черты угловатые, резкие, лицо еще не сформировалось. Руки и плечи тонкие. Стоит неуклюже, но, по всему видно, вырастет высоким. Через пару лет будет красавчик.

— Сколько тебе, Дери?

— Тринадцать, господин.

— Рановато для службы в Глейдсе?

— Да, господин. Мой отец — старший конюший в доме Аланноров. У меня рекомендация. — В голосе проскользнула гордость. — Самый младший слуга в поместье Эскиатов.

Рингил улыбнулся.

— Ну, не совсем.

— Клянусь, господин.

Улыбка поблекла. Рингил не любил, когда ему лгали.

— На кухне есть девочка, ей еще меньше, чем тебе.

— Нет, господин. Не может быть. Я самый младший. И на кухне я всех знаю, там таких девчонок нет.

Рингил выпрямился, хлопнул ладонью по столу, да так, что чернильница с сургучом подскочили. Мальчишка вздрогнул. По книжным стеллажам запрыгали тени от покачнувшейся свечи.

— Дери, будешь упираться, я разозлюсь. Я видел эту девочку собственными глазами. Сегодня утром, когда вернулся. Она подала мне чай. Разводила огонь под котлами.

В тиши библиотеки повисло молчание. Нижняя губа у Дери дрожала, глаза бегали, как загнанные зверьки. Глядя на него, Рингил понял, что ошибся, и внезапно взявшаяся ниоткуда холодная рука прошлась по спине. Взгляд соскользнул с лица мальчишки и ушел дальше, за плечо, в темный угол комнаты, где, казалось, собрались все тени.

— Ты не знаешь эту девушку? — тихо спросил он.

Дери опустил голову и пробормотал что-то неразборчивое.

— Говори.

От холода в затылке голос едва не сорвался.

— Я… простите, господин. Я бы не хотел вам возражать… просто… просто я никогда не видел никакой девочки на кухне. — Дери запнулся, торопясь объяснить. — Наверное, господин… наверное, вы правы, а я ошибаюсь. Конечно. Просто я никогда ее не видел, вот и все.

— Может, она новенькая и ты не успел с ней познакомиться?

Дери сглотнул.

— Должно быть так, господин. Точно. Так оно и есть. — Но глаза опровергали каждое слово.

Рингил кивнул, твердо и немного раздраженно, словно обращался к внезапно появившейся за кругом света публике.

— Хорошо, Дери. Ступай. И не забудь: завтра, с утра пораньше, в Экелим.

— Да, господин.

Мальчишка вылетел из комнаты, как будто его дернули за веревочку.